|
Моторы теплохода замолкают. Точка прибытия, прочерченная на карте в рубке
карандашным пунктиром -43 градуса 10 минут северной широты, 37 градусов
46 минут восточной долготы. Безбрежная пустота моря шокирует.
Далеко на
горизонте-силует одного-единственного карабля. "А где же поисковая
операция? Где все карабли?- раздаются еденичные выкрики. - Где вертолеты?
Поиски прекращены?" Представитель российских влатей успокаивает:
"Поиски
ведутся в радиусе 6-ти миль от места крушения". Только здесь люди
начинают понимать реальность двух тысяч метров воды, под которой погребены
их близкие. На огромной площади большие карабли, которые цедят тралами
и сетями десятки километров воды, кажутся булавочными головками.
Возникшие
из ниоткуда вертолеты и спасательный катер воспринимаются, как насмешка:
"Они что, показательные выступления для нас устраивают?"
Течение
уносит брошенные в волны цветы и игрушечного медвежонка. Поминальная стопка
водки и бутерброд с сыром, прощальный гудок - и теплоход отчаливает назад,
к берегу, из точки, в которую они уже не вернуться.
Последний
день в Сочи. Единственное, чего удается добиться семьям-это право осмотреть
личные вещи погибших, выловленные в ходе поисковой операции. В служебном
помещении в сочинском порту, на широких лентах полиэтилена выложены вещи.
Гора разорванных туфель, сандалей, кроссовок, сапог, детских тапочек...
Зимний комбинизон израильской армии и детский костюмчик, обгорелые рюкзаки
и растерзанные видеокассеты, раздробленная кассета в сумке с плейером...
Несколько одинаковых маленьких альбомов с фотографиями, запаянные при
пожаре пластиком в прочные рамки.
Разорванная тряпичная кукла, плюшевые
зайцы, медвежата. Цветные фломастеры, папки с документами, косметички
- то, что могло принадлежать почти каждому. Аккуратно упакованные подарки,
которые те, кому они предназначались, прилетели получать их здесь...
Негнущимися
пальцами, глотая слезы, люди перебирают отдающие гарью предметы, и страх
ничего не найти мешается со страхом взять по ошибке чужую вещь, отняв
у другой семьи последний обрывок памяти.
Наташа Григорьевых находит дневник
своего 13-летнего сына Саши с непросохшими еще листами, его рюкзачок,
кроссовки, белую куртку своей матери - Раисы Лежниной. Дочь Антонины Ещенко
нашла книгу из ветхого завета на иврите с переводом на русский и купальник.
Николай Фронштейн - ботинок своей матери, который похоронят в Израиле
рядом с телом его сестры. Владимир Латушкин, потерявший жену и двоих маленьких
детей, нашел только маленький синий свитер четырехлетний Ани и учебник
иврита, который жена везла родителям. Вадим Якупов, посадивший в самолет
жену и полуторогодовалого сына, нашел только один обугленный сандалик
Миши.
Те кому "повезло", заполняют протоколы. "Расписка.
Обязуюсь хранить личные вещи моей сестры до окончания следствия,"
- пишет на иврите Керен, сестра погибшей Ади, и срывается на молодого
следовотеля: "Это ВЫ мне напоминаете, что я должна хранить ее вещи?"
Многие выходят с пустыми руками. "Они сидели на последнем сиденье,
в хвосте, - говорит Вадим Якупов.
- Если поднимут хвост, они будут там.
Я только боюсь, что их перестанут искать".
Для
многих граждан Израиля, оглушенных чередой трагедий года последней интифады,
крушение самолета Ту-154, выполнявшего рейс 1812 Тель-Авив-Новосибирск
легло в длинный ряд событий, как еще одна черная новость двухнедельной
давности. Страшные в своей обыденности споры некоторых семей где хоронить
близких - в Израиле или в России, обвинение не полетевших на опознание
бывших мужей нынешним: "Ты поехал в морг, чтобы получить за нее страховку!,
- все это остается за кадром, но и это было.
Эфирное время, отпущенное
на дебаты о том, изралитяне ли погибшие "русские" и является
ли это крушение "национальным трауром" или "личной трагедией
каждой семьи", истекло. Родственники разъехались по разным странам,
поиски сворачиваются, виновных вынудили признаться.
Многие улетевшие из
Сочи не с чем, ждут чуда - того, что сданный ими перед отлетом анализ
ДНК все же пригодиться, на случай, если найдут.
Наташа Мозговая-журналист
газеты "Вести"
4 октября, 12.00.
|
